09.11.2011 Кто и как делал октябрьскую революцию в Гомеле

7 ноября в нашей стране отмечался государственный праздник – День Октябрьской революции. Сегодня историки и политологи продолжают ломать копья в спорах о трактовке и истинной роли тех далеких событий. Что лишь в очередной раз подтверждает несомненную истину – они действительно перевернули мир. О том, как «переворачивался» в то время наш Гомель, читайте ниже.

 БЫЛ ПОЛИЦМЕЙСТЕР, А СТАЛ КОМИССАР
Как известно, Октябрю 1917 года предшествовала Февральская революция, приведшая к отстранению от власти Николая II. Несмотря на то, что в свой последний путь в качестве «Его Величества самодержца Всероссийского» царь отправился из соседнего Могилева, известие об его отречении пришло в наш город с опозданием. И хотя во всей трещавшей по швам империи не нашлось уже ни одной воинской части, готовой сражаться за батюшку-царя, среди жандармов и полиции «верные люди» еще оставались. Они-то и задержали отправленную в Гомель 2 марта телеграмму о падении самодержавия. 3 марта это сообщение все же пришло в Гомель, но ни одна умеренно-либеральная газета не рискнула печатать его без разрешения полицмейстера. Лишь вечером того дня самая бойкая из городских газет «Гомельская копейка» опубликовала телеграмму, уже известную почти всей стране. Редактор «Гомельской копейки» Артур Миляев, кстати, приходился прадедушкой знаменитому шансонье Александру Розенбауму.  
Существует расхожее выражение про историю, которая в первый раз вершится как трагедия, а затем повторяется в виде фарса. В августе 1991-го года, уже после поражения «путчистов», когда все СМИ печатали фотографии Бориса Ельцина на БТРе, одна из гомельских газет упрямо продолжала публиковать воззвания ГКЧП. При этом в ее редакции вовсе не засели, заняв круговую оборону, фанатичные сторонники Янаева-Крючкова.
После известия о Февральской революции в Гомеле состоялся массовый митинг. Поприветствовать собравшихся на Базарной площади суровых пролетариев в смазанных сапогах и гомельских интеллигентов, радостно поблескивающих пенcне из-под  фуражек, вышел и бывший городской полицмейстер Ф.М. Фен-Раевский. Грудь старого служаки,  ранее не раз отмеченную крестами за борьбу с «врагами унутренними, студентами и сицилистами», теперь украшал революционный кумач. По свидетельству очевидца, красный бант на полицейском начальнике был  «шириной в Черное море». Вполне вероятно, что на недоуменные взгляды этот уважаемый господин отвечал:
– А что вы думаете, нам, полицмейстерам, при старом режиме было легко?Уверяю вас, милейшие – совсем не просто-с, сплошные нервы-с…
Уже вскоре тот же незаменимый Фен-Раевский возглавил образованный Гомельской городской Думой «Комитет общественной безопасности», а в апреле 1917 года Временное правительство назначило его в Гомеле своим комиссаром.  

«КРОВЬ БУРЖУАЗИИ НАМ НЕ НУЖНА – ОНА СЛИШКОМ ЖИРНА…»
Разумеется, далеко не все были согласны с таким раскладом. «За что боролись?»  Да и действительно, многие изменения оказались слишком поверхностны. Непонятная народу мировая война продолжалась. Хлеба не было, и за ним выстраивались огромные очереди. Не было и пресловутого «порядка»  - процветала спекуляция, росла преступность. Правда, во время войны некоторые гомельские предприятия в разы увеличили свои штаты и расширили производство для нужд армии. К тому же в город было эвакуировано несколько заводов и мастерских из западных областей. Но в условиях дороговизны реальная зарплата рабочих значительно упала.  И самое главное для того времени – земля по-прежнему оставалась в руках дворян, хотя республика и отменила сословные различия. В то время как их мужья гнили в окопах,  погибали и калечились под огнем, получали увечья в штыковых атаках и травились ядовитыми газами, женщины и дети вынуждены были по-прежнему  батрачить на помещиков, купивших  «белые билеты» и окопавшихся в своих имениях.
Поначалу новое правительство тоже пыталось использовать революционный энтузиазм, и отнюдь не в мирных, а в «военных» целях. Так, в июне 1917 года в Ново-Белице, возле спичечной фабрики «Везувий»(ныне – ФСК)состоялся рабочий митинг. Выступавший на нем студент Злотников из партии Бунд заявил: «Защитим революцию своей горячей пролетарской кровью и доведем войну до победного конца!Для защиты революции нам не надо крови буржуазии – она слишком жирна. Мы должны заставить буржуазию, чтобы она тряхнула мошной». Однако, в большинстве случаев, эта самая буржуазия не желала ни кровь свою холестериновую сдавать, ни чем бы там ни было трусить. Поэтому  следующий оратор, зять владельца завода по производству спирта-ректификата Н.Б. Гуревича, был освистан рабочими.
Впрочем, сказать, что уже летом 1917 года весь Гомель рвался на баррикады, было бы неверно. В городе преобладали умеренно-демократические настроения. Большинство гомельского «общества», да  и значительная часть квалифицированных рабочих, поддерживали Временное правительство и партии, выступавшие за постепенные социальные реформы. Радикалы, требовавшие новой революции, находились пока еще в меньшинстве.

ЛАЗАРЬ КАГАНОВИЧ И ГЛАЗА ГОМЕЛЬСКОГО ПРОЛЕТАРИАТА
«Лазарь Моисеевич открыл нам глаза» - так называлась статья, опубликованная в гомельской прессе в 1938 году. В ней простой рабочий вспоминает, как в 1917 году в цехе, где он работал, появился большевик Лазарь Каганович. «Мы в политике тогда не понимали ничего, и Лазарь Моисеевич открыл нам глаза», - простодушно признавался автор мемуаров. В роли своеобразного «социального окулиста»  Лазарь Каганович начинает выступать у нас с сентября 1917 года. Именно тогда он прибывает в  Гомель и возглавляет Полесский комитет РСДРП( б).
Будущий сталинский «железный нарком» жил тогда в небольшой комнатке в центре города, ходил в солдатской шинели и работал сапожником в мастерской, поставлявшей обувь для Западного фронта. Надо сказать, что Каганович изначально имел гомельские корни – незадолго до рождения маленького Лазаря его семья переехала в Киевскую губернию из местечка Горваль Речицкого уезда. Постепенно скромный сапожник налаживал работу большевистской партии в Гомеле, и уже скоро ее сторонниками оказались две тысячи солдат из 3-го коренного парка. Эту воинскую часть даже стали называть «Гомельским Кронштадтом».
Однако настоящим центром революционного брожения стал находившийся в Гомеле Всероссийский пересыльный пункт, где находилось до 30 000 солдат. «Пересылка» располагалась в казармах 160-го пехотного Абхазского полка на нынешней площади Восстания. Именно в честь солдатских выступлений, произошедших здесь осенью и зимой 1916 года, эта площадь и получила свое современное название. Наиболее активные участники тех протестов были расстреляны по приговору царского суда. В числе казненных оказался и вольноопределяющийся уланского полка Римский-Корсаков – родственник знаменитого композитора.
Монархия пала, но бессмысленная война  продолжалась. Точнее, в некоторых случаях вполне осмысленная – ведь кто-то сколачивал многомиллионные состояния именно на военных заказах. Тот же Гучков, например, военный и морской министр Временного правительства, получил кругленькую сумму на поставках лож и прикладов для винтовок. Да только солдаты больше не желали держать винтовки в руках.
В сентябре 1917 года в казармы явились две женщины, пожаловавшиеся, что по распоряжению продовольственной управы у них был отобран хлеб.  Солдаты рванули на улицу…
Надо сказать, большевики не контролировали «пересылку». Да они были и не единственными и даже не самыми непримиримыми противниками правительства «министров-капиталистов». Помимо ленинцев, за «Власть Советов» выступали левые эсеры, с их требованием «Земля – крестьянам!» А умами солдат на пересылке владела небольшая, но очень активная группа анархо-коммунистов. Нет, не про «цыпленка жареного» толковали они уставшим от войны военнослужащим. Их лозунги про «свободу личности», и самое главное – «Мир – народам», находили искренний отклик в сердцах обитателей казарм…
Именно несколько последователей князя Кропоткина и повели 20 000 солдат к дворцу Паскевичей, где заседал  Гомельский Совет. Огромная вооруженная толпа с лозунгами «Долой войну!» прошла по Румянцевской и окружила дворец. Многие солдаты вошли в зал заседаний. Председатель президиума Совета и начальник милиции по совместительству, меньшевик прапорщик Севрук только успел крикнуть: «Ваше место не здесь, а на фронте!», как солдаты угрожающе ринулись к нему. Видимо, с намерением показать тыловому прапорщику, как на самом деле бывает на фронте. От греха подальше Севрук и другие члены президиума, в том числе будущий председатель Совета народного хозяйства РСФСР Петр Богданов, спешно ретировались через черный ход…
Казаки и кавалеристы из Северского драгунского полка, посланные в Гомель на усмирение бунтовщиков, фактически стали на их сторону. Среди них прибыл и Семен Буденный, тогда – драгунский вахмистр, в скором времени – командующий 1-й Конной Армией и Маршал Советского Союза.
 
ВЛАСТЬ ПЕРЕМЕНИЛАСЬ
После того как 25 октября 1917 года в Петрограде победило вооруженное восстание, в Гомеле ситуация сохранялась в подвешенном состоянии. Снова разразилась чехарда с телеграммами – 28 октября, например, пришло ложное сообщение об аресте Владимира Ленина. Опять заговор телеграфисток?Видимо, чтобы его избежать, Лев Троцкий 30 октября посылает в «непробиваемый» Гомель теперь уже радиограмму, извещающую об окончательной победе революции. Да не тут-то было…
В Гомельском Совете по-прежнему преобладают меньшевики и представители еврейских социалистических партий, совсем не сочувствующие Октябрьской революции. Каганович  посылает в ЦК партии большевиков телеграмму: «У нас положение таково: большевистского большинства в Совете Р.и С. Д. нет, но часть эсеров-интернационалистов голосует с нами…»
Только  16 ноября перевыборы приносят большевикам, вместе с их союзниками из других левых партий, большинство в Гомельском Совете. Надо сказать, что Советы того времени избирались на открытых собраниях по предприятиям, учреждениям и воинским частям. А депутаты Советов должны были проводить в жизнь наказы избирателей и могли быть отозваны в любое время.  Первым  председателем исполкома стал большевик Леплевский, комиссаром финансов – левый эсер, впоследствии – советский разведчик Соломон Гельфер, а вот комиссаром образования назначен анархо-коммунист Лепский.
И лишь после этого, 22 ноября, была принята резолюция о полном переходе всей власти в Гомеле в руки Совета.  «Шествие» советской власти в нашем городе растянулось почти на месяц.
Лазарь Каганович, избранный от Гомеля делегатом III съезд Советов,  вскоре уехал в центр. Однако его жизнь еще не раз пересечется с Гомелем. Уже в ту пору, когда Лазарь Моисеевич станет наркомом путей сообщения и секретарем ЦК ВКП( б), он неизменно избирается депутатом Верховного Совета БССР и СССР именно по Гомелю. Так сказать, продолжает «открывать» гомельским рабочим глаза. Один избирательный округ в Гомеле так и назывался - «Кагановичский». В городе была и улица Кагановича, его имя носил завод «Гомсельмаш». До того времени, пока в 1956 году Лазарь Моисеевич вместе с Молотовым, Маленковым и «примкнувшим к ним Шепиловым» не «стал на путь сколачивания антипартийной группировки».  За эту вот «группировку» и за причастность к репрессиям Каганович был выведен из состава ЦК, а потом и вообще исключен из партии. Однако, по некоторым данным, еще будучи «в силе», он действительно помогал городу своей «революционной молодости» - говорят, именно с его подачи в здании бывшей гимназии был открыт Белорусский институт инженеров железнодорожного транспорта(БИИЖТ – ныне БелГУТ).
Кстати, до революции публичных домов и прочих злачных мест в Гомеле было  побольше, чем школ. Сейчас стало модным рисовать Октябрьскую революцию исключительно в черном цвете… «Элиту» выгнали и так далее. Да, бывало всякое…. Хотя вот с гомельской аристократией все получилось наоборот – княгиня Ирина Паскевич, женщина весьма добрая, до революции большую часть времени проводила в Париже и Карлсбаде. А вот после нее, наоборот, - стала жить в Гомеле постоянно…

ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ
Невозможно отрицать, что в целом Октябрьская революция дала невиданный толчок для развития нашей страны. Особенно для таких уездных городов, каким был наш город. До революции преимущественно деревянный Гомель почти не знал, что такое крупные предприятия, водопровод и электричество, не имел общественного транспорта и канализации, остро нуждался в школах и больницах. И даже в тротуарах и мостовых, которых на большинстве улиц просто не было. Грандиозные социальные перемены, произошедшие в стране в XX столетии, к сожалению, были оплачены слишком дорогой ценою. Тем больше оснований для того, что- бы ценить их сейчас…

Юрий ГЛУШАКОВ, историк